ИЗДАЕТСЯ ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО МИТРОПОЛИТА ТОБОЛЬСКОГО И ТЮМЕНСКОГО ДИМИТРИЯ

№03 2020 г.         

Перейти в раздел [Документы]

Яблоневые сады Сапронова Игната Иудовича

Есть у нас в селе Солобоеве улица на взгорке, Садовой недавно стала называться. Сколько помнят себя старожилы, от босоногой поры до седой бороды, пустошь та Воробьевкой звалась. Конопля там росла, как африканские джунгли. По сухому времени воробьиным щебетом ее заливало да ребячьими звонкими голосами. Птаха серая там зерно безбоязненно добывала, ребятня в красных конников играла, лихо срубая саблями, выструганными из березовой палки, головы зеленым хозяевам. Стороной обходили этот конопляный бурьян люди, не до него было. Своя тропинка была у деревенских жителей на покосы, которая шла мимо зарослей конопли.

Так вот, была когда-то Воробьевка, а стала известная на все село улица Садовая. И принес ей это имя Игнат Сапронов, или, как его еще ребятня называла, «дед-садоводник». И до дому его дорогу каждый в деревне мог показать. Известный на весь колхоз. От этого дома Садовая и пошла шириться, по весне белой пеной играть. Лепесточки-то с тех яблонь в каждом дворе-садике свой плод уронили. От одной веточки та садовая красота, людская услада, в деревню пришла.

Те, кто жили раньше, говорили, что пшеницу в наши сибирские края Ермак Тимофеевич завез, с тех пор и звенит она на ветру за мужицкими избами. А вот яблоньки… Такой красоты не было в сибирских селах, на картинках только и могли видеть, как ветки к земле клонят налитые солнцем плоды яблонь. Игнат Иудович приехал в наше село незадолго до начало Великой Отечественной войны. Сибиряки на что народ рослый, а тут подивились – рост под два метра, кулаки – пудовиками такие зовут, усы гвардейские. Мужчина видный, красивый. Разговор мягкий, украинский, как будто песню поет. Да и на самом деле любил он петь и играть на гармошке. В те времена по всей стране зов прошел: Сибири нужны люди. Жена не соглашалась, в голос ревела и приговаривала: «Да какой тебя леший несет в эту распроклятую Сибирь. Али не слыхал, что там зимой и летом в медвежьих шкурах ходят, сырое мясо едят, чтобы зубы не повылезали. Не зря раньше в эту Сибирь на цепях вели. А тут, чтоб добровольно… Да ни в жисть!»

Удалось Игнату уговорить свою жену, собрали свои нехитрые пожитки и решили, что надо ехать. Вот только хозяйство было жалко оставлять и сад. На родине Игнат Иудович председателем коммуны был, поэтому жена ему намекнула, что пришлому человеку сразу должности не дадут, сначала в деле проверят. Когда Сапроновы Игнат и Ульяна прибыли в наше село, то быстро слух разнесся, что с большой закалкой к нам человек прибыл, солдатская косточка, а потому и послали его в соседний колхоз, заместителем, чтоб хозяйство помогал налаживать. Два сына вслед за Игнатом приехали.

Так и зажили бы, коль с запада громом не ударило, гарью над полями российскими не понесло. Началась война! Проводил старый солдат по пыльной дороге своих сыновей до райцентра, сглотнул горько, сказал: «Ну, чтоб ему там ни дна, ни покрышки от вас! Держитесь! – И добавил: Вот так, солдаты». Вскоре и сам собрал в рюкзак смену белья да шанежек на дорогу, женой испеченных. «Ты тут держись, – на прощанье своей благоверной сказал. – Весточки жди. Пойду сынов догонять. Ничего, наша косточка солдатская живуча… Так что не кручинься, солдатка».

Игнат надеялся встретить своих сыновей. Может, по случаю и повстречать придется. И ведь было однажды такое. Гора с горой не сходится, а человек с человеком и в такой сумятице, как война, встретиться могут. Стоял как-то их «пятьсот-веселый» (так солдаты эшелоны с солдатскими теплушками в войну прозвали) на каком-то из маленьких полустанков. Сидел бравый артиллерийский старшина Игнат Сапронов с «козьей ножкой» в руках, дымок в усы пускал да очередную байку рассказывал из своей военной жизни. Тут состав пассажирский, что напротив стоял, потихонечку тронулся. Плывут вагоны, и видит Игнат, как стоит в одном вагоне его Ванятка, младший, что на летчика учебу проходил. У мужика голос перехватило. Соскочил, за вагоном бежит. А поезд ходу дал. А тут своя команда: «По вагонам!»

Вот так и свиделся на фронтовой дороге со своим младшим. Последняя встреча была. А других, Василия да Федора, как проводил по пыльной дороженьке до райцентра, больше не встречал. А все высматривал среди солдат, все выспрашивал.

Затем пришло в семью горе. Как выстрел, короткая похоронка: «Ваш сын… смертью храбрых». Как выстрел подсекает она материнское сердце. И только дружки-товарищи геройски отдавшего жизнь пошлют родным в солдатском конвертике немудреный рассказ о том, как выполнил свой священный долг.

И уже из вторых рук, по письмам жены, которые искали старшину на дорогах войны, узнавал Игнат, как храбро дрались его сыны. Был Федор сапером. Получил боевое задание мост взорвать. Да подоспели фашистские танки. Некогда было уходить – рванули мост вместе с собой, с громом ушел из жизни.

Потускнел сердцем Игнат. С большей лютостью драться стал. А где-то на другом конце фронта, в одном из боев, до самого последнего снаряда бил из пушки Василий, пока не подмяли его вражьи гусеницы. И недобрый огонь уже не гас в глазах Игната. И все хотелось ему в рукопашную, чтобы видеть, как в предсмертном страхе выкатываются зрачки у ворогов.

Хорошим соколом был третий, Иван.

Быстрый да увертливый, смелый да меткий. И не один ястреб-ворог кувырком летел на землю от ударов Ивана. Да только сила силу ломит. В одном неравном бою черным вороньем окружили сокола фашисты. И упал с синего неба «ястребок». С того времени, как погибли сыновья Игната Иудовича, не слышали больше бойцы шуток своего разудалого старшины Игната Сапронова. И после боя все прибавлялось медального звона на его широкой груди – без пощады дрался старшина, мстил за своих сыновей-героев.

«Эх, не удалось мне, хлопчики, сибирскую сторонку в сад вместе с вами превращать, яблоньки выращивать, – думал Игнат. – Но, если выживу я, каждому в память сад на земле оставлю. Пусть смерть ваша в красу земную обернется», – говорил солдат себе самому и как бы клятву давал погибшим сыновьям.

Когда победные залпы над Москвой цветы в синем небе распустили, домой стали возвращаться солдаты. Не одна детская головка с дрожью ласковой к ладони загрубелой прислонилась. Не один детский голосок, от волнения прерываясь, слово дорогое прошептал «папа». Но много было и детей без отцов, и отцов без сыновней грубоватой мужицкой нежности осталось. И Игнат с Ульяной среди них.

С фронта каждый солдат какую-нибудь заковыринку иностранную привез. Наш Игнат, по прибытии домой, только и достал стальной секатор – садовые ножницы. Да мешочек небольшой, который тут же и спрятал. У этого мешочка родословная была. Как, бывало, займут наши части какую-нибудь деревушку, кто отдыхает, кто автомат свой боевой маслицем смазывает, другие около походной кухни толпятся, усатого повара просят: «Ты пожирней, пожирней наваливай, проголодался, за фрицем гоняясь. Теперь калории восстановить надо».

А Игнат заприметил дворик, из которого яблоньки свои вершинки кажут – и туда. Подойдет Игнат к яблоньке, ладонью ее огромной нежно погладит. Там, где осколок при обстреле в тело яблоневое вошел, долго подрагивает солдатская ладонь. «Замазать, залечить рану надо», – хозяину говорит. А тот уже и понял. В дом идет, мази, тряпочек принесет. И вот уже возятся двое у дерева.

Про русскую душу много сказано. И про то, как русский солдат немецкого ребенка, жизнью рискуя, из-под шквального огня вынес. И про то, как, злые до беспамятства в бою, отходили сердцем солдаты и давали пленному фрицу на закрутку табачку. И Игнат вот, видел он землю, снарядами изрытую, кровью дорогих товарищей политую. Возвращался всегда с семенами яблоневыми, в бумажечку завернет и в мешочек положит. Вот так после каждого взятого села или городка пополнялся мешочек. Как домой солдату возвратиться, совсем тугим стал. В нем да в секаторе, в садовых ножницах, все трофеи.

В райкоме партии Игнату сразу должность большую предложили – заместителем директора совхоза. «Я вот какую задумку сквозь войну пронес, – Игнат говорит. – Хочу, чтобы в Сибири памятка осталась по сынам моим, чтобы цвела она по весне белым раздольем, золотом по осени наливалась, радость людям несла. Хочу сады в колхозах насадить».

Призадумался секретарь – понятна ему мечта солдатская: сколько он повидал землю, снарядами, окопными морщинами изрытую, что захотелось ее невестой сделать, вечно радостной. А в садах соловьиных и есть радость земли нашей, в полях золотых да в шуме, в песне лесной зеленой. Понятна секретарю задумка сапроновская, да время на нее еще не пришло. А Игнат о большом саде все мечтал.

Именно тогда и встретился он с новым председателем колхоза «Победа» Иваном Ивановичем Бураковым. Страна раны свои боевые лечила, трудом земля обновилась. С колхозным председателем садовод на одном из районных совещаний по сельскому хозяйству встретились. Многие с трибуны выступали с критикой и с предложением. А Игнат слова попросил и опять свое гнет: сады надо разводить. Щедрая наша земля сибирская, земледельцу на радость даровитая.

Не поддержали Игната, обидно стало. А Бураков его и приметил, сманил в село Солобоево. Вроде и знакомо село Игнату до последнего дома, а тут долго приглядывался, где хату поставить. Землицу выбирал. Вот та Воробьевая пустошь по всем статьям ему пришлась. Место слегка на возвышенности, любому солнечному лучику открытое. Вольготно тут будет яблонькам нежиться, решил Сапронов.

Для таких рук, как у Игната, домик скатать – не мудрено было. Живущий поблизости механизатор Ламбин в работе помогал. Скатали дом, садик огородили. Ну, не сад пока, а плешивое место, только в мыслях уже видел Игнат его белую весеннюю кипень. Себе яблонек посадил и соседу, за помощь. А вот в колхозе поначалу отведенный участок малиной да смородиной засадили. Ну и, конечно, яблоньки редко. Всем миром садили, когда время свободное выдавалось. В междурядья яблоневые посадил картофель и морковь. Уж как колдовал над землей! И дала она ему небывалый урожай. Огородный бригадир только удивился. Однако опыт Игнатов перенял, по следующему году с богато удобренной земли полуторакратный урожай снял.

С годами яблоньки ввысь тянулись, сад вдоль да вширь рос. Вот и первое цветение наступило, как будто белоснежное облако летело над землей около Солобоева и опустилось. По отцветью метель лепестковая в саду кружит.

До сладкого слезного кома в горле было это первоцветение Игнату, до жаркой нежности в сердце. Да и колхозники мимо не пройдут, чтобы в сад не свернуть, того знойного яблоневого духу полной грудью глотнуть. Народом подмечено – на яблоньке и птица голосистей поет, под яблонькой и девушка ярче цветет и старушка молодеет. И не велик первый урожай, да дорог. Весь по колхозникам и разошелся быстро, каждый попробовал своего, сибирского, яблочка.

А Игнат, сыновнюю память насаждая, в каждый двор по яблоневой веточке принес, посадил-привил. И не было ограды в колхозе, в которой бы по весне яблоньки не вспыхивали. И не только в Солобоеве, а и в соседних деревнях. Сад до тридцати гектаров вырос. По румяной осени не одна машина с яблоками наливными, с глазками смородинными да малиной сочной ушла. Тысячи рублей получил колхоз от сада.

В каждом доме желанным гостем был Игнат. На веселой ли вечеринке – первый запевала колхозный садовод, первый хороводник. И не смотри, что шел в ту пору восьмой десяток. Вот и еще его семья прибавилась. Или еще назад, к войне вернуться. После очередного ранения угадал в госпиталь старшина. По выписке из госпиталя лейтенант молодой, с ним в палате лежавший, да сестра зашли в палату и смущенно сказали: «Будьте за отца, Игнат Иудович. Нет у нас родителей, так вы благословите…».

Они приезжали к нему в Солобоево, звали названого отца к себе, под Киев, чтобы отдохнул на старости лет. «Не могу, – говорил садовод. – Осибирел я сердцем. Да и какой я старый, если мне земля на любовь силу дает», – пошутит. Да и скажет грустно: «Сады эти – память по сыновьям моим. А от сыновней памяти кто уезжает? Не где-то они для меня, а здесь вот, рядом, в яблоневых ветках».

По колхозному уставу и пенсия ему была хорошая за щедрый труд. Да только не уходят такие люди на пенсию. Нет им покоя в отрыве от земли. Морозными днями ходил Игнат по своему саду, бережно утеплял яблоневые деревца, подгребал пушистого снега. …Сейчас сада в нашем селе нет. Жаль. А вот яблони и груши сапроновские растут. Стоит его дом на улице Садовой. Каждый год весной цветет в селе много различных садовых растений, среди них яблони и груши Сапронова Игната Иудовича – память о его сыновьях и всех тех, кто погиб в годы Великой Отечественной войны. Мы надеемся, что сад в нашем селе зашумит с новой силой.

Найдется смелый человек и возродит ремесло фронтовика.

Анна СТЕБЕКОВА,
ученица 8 класса Солобоевской СОШ,
филиал МАОУ Исетской СОШ № 1

[ ФОРУМ ] [ ПОИСК ] [ ГОСТЕВАЯ КНИГА ] [ НОВОНАЧАЛЬНОМУ ] [ БОГОСЛОВСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ]

Статьи последнего номера На главную


Официальный сайт Тобольской митрополии
Сайт Ишимской и Аромашевской епархии
Перейти на сайт журнала "Православный просветитель"
Православный Сибирячок

Сибирская Православная газета 2024 г.